– Мне кажется, старость не может вдохновлять, потому что она немощна и никто не любит стирать пыль с экспонатов.

– Грубо.

– Да? Тогда почему ты так смотришь на меня?

– Как?

– Как моя собака, прямо в рот, будто я святой.

– Говорите, говорите, не останавливайтесь. Нет, не святой. Я долго смотрела вам в рот, пока не заметила, что там тоже есть кариес. Вы гниете точно так же, как и все остальные. Слова у вас тоже с кариесом.

– Это метафора?

– Да, хотя я ненавижу метафоры, мне больше по душе открытый разговор. Но в обществе, черт подери, так нельзя. Нельзя подавать правду без упаковки. Можно обидеть. А правда в метафоре, как в банке, она закупоривает смысл, слово тебе, прежде чем съесть сгущенку, надо пройти квест.

– Тогда зачем ты их используешь?

– А куда мне их девать. Книги, всему виной книги, которые написаны этим языком. Там вся правда закатана в эти банки, сравнения, метафоры, аллюзии и прочие консервы.

– Зачем же ты столько читаешь?

– Чтобы оторвать себя от телефона и телевизора, там лжи еще больше. Но если ты хочешь иметь хорошие отношения с близкими и друзьями, ты будешь постоянно с телефоном. Ты будешь постоянно отвечать на их долбаные звонки и сообщения, потому что иначе нельзя, ты нарушишь этикет, кто-то тебя потеряет, кто-то обидится, кто-то подумает, что я на что-то обиделась…

– Все правильно, хочется быть честным, но иногда приходится врать. Это бизнес, правду дешево не купить, поэтому появляются подделки под правду, то есть ложь, которую можно впарить.

– А мне кажется, что правда на самом деле никому не нужна и она ничего не стоит. А ложь можно хорошо продать, в этом ты прав, – решила поумничать Фортуна, наматывая длинную прядь на свой палец. – Вам же моя правда про вас не понравилось? И никому не понравится. Испорченные отношения воняют так же, как ложь. Вот и приходится выбирать, где вони меньше.

– А где ее меньше? – все еще пытался поставить в тупик девушку Тихон.

– Ну представьте, хотя вы, наверное, не сможете. Нельзя – это полная задница, но чаще всего очаровательная. И вот вы видите некую сладкую девушку, которая спокойно идет впереди и аппетитно виляет задом. А вы торопитесь по важному делу, и скорость ваша ужасна, и скоро обгоните ее и потеряете навсегда. А что вам мешает замедлиться, плюнуть на все дела и наслаждаться прекрасным? Нельзя. Хорошее слово. Если бы у меня была дочь, я бы ее так и назвала Нельзя.

– Интересный ход мыслей.

– Это самая тупая фраза, которую я слышала. Когда надо как-то среагировать. Иногда все общение состоит из таких расшаркиваний. Не понимаю, зачем вообще засорять эфир. Я лично за чистоту мнения. – Бросила свою прядь Фортуна, и та повисла игривой пружинкой.

– Абсолютная правда.

– Иногда мне хочется вас постирать, чтобы можно было поговорить начистоту.

– Мне тоже. В нас безусловно много общего.

– Знаете, что в нас общего? Мы оба до сих пор набираем воду в носок.

– В смысле?

– Как дома, в раковине. Ну, признайтесь хоть раз.

– Да, точно, было такое, – рассмеялся психолог. – А еще в детстве мы с пацанами любили наполнять презервативы водой и кидать с девятого этажа вниз.

– Вот, а это уже пошла разница. Замечаете ее?

– Нет, в чем?

– В душе вы все еще мальчик.

– Это плохо?

– Я ненавижу, когда рвутся презервативы.

– Что, так часто рвутся? – Посмотрел он на ее девственные губы, которым даже это слово казалось чужим.

– Да, мне все чаще кажется, что я была зачата в результате порванного презерватива. Я не хочу, чтобы презервативы рвались. – Явно издевалась над мужчиной девчонка. – Это же какая опасность для родителей. Бедные они, вы лишали их безопасного секса.

– Ничего не понял.

– Бросайте уже эту привычку.

– Какую? – недоумевал психолог.

– У вас до сих пор осталась эта детская привычка наполнять все водой, в ваших словах слишком много воды, думаю, и в делах тоже сыро. Но вы не обижайтесь, вы такой не один, таких большинство. Сначала много воды, а потом рвется презерватив. В результате появляется ребенок, который никому не нужен. – Девочка посмотрела на хирурга очень мило и продолжила: – Знаете, какие мои самые приятные воспоминания из детства? Мне нравилось утром долго сидеть у раковины, опустив руки под струю теплой воды, и так досматривать сны, пока мать не зайдет и не разбудит. «Хватит уже здесь сидеть, ты знаешь сколько стоит вода? Ты думаешь она здесь бесплатная?» Мне до сих пор нравится, сидя у раковины, опустить руки под теплую струю и так сидеть, пока тетя не зайдет и не разбудит.

– А почему тетя? Куда делась мать?

– Она задолбалась меня будить. Я их бесила. Поэтому я сейчас живу с тетей.

– Прямо Том Сойер.

– Но не сразу, начиналось все довольно криво. По проселочной дороге я выехала на шоссе. Это тетя так говорит. Я вас не задерживаю случайно, вдруг у вас операция какая? Или презервативы пора кидать с балкона.

– Нет, сегодня прием окончен, – рассмеялся хирург.

– Кстати, у меня под домом, я живу с теткой в городе, под одним и тем же балконом частенько натыкаюсь на использованные презервативы. Вы не на Московском случайно живете?

– Не, я на Петроградке.

– Жаль.

– Чего именно?

– Так бы я хоть избавилась от чувства брезгливости. Думала бы, что это вы шалите с водой.

– Ты такая красивая, откуда в тебе столько вредности?

– Ну вот, вы уже сдались. Вы уже не хотите мне больше нравиться. И это хорошо. Теперь можно уже общаться по-человечески.

– По-человечески? – все еще недоумевал от проницательности девочки хирург.

– Ну да, вы разве не замечали, что человеческий разговор начинается только тогда, когда люди перестают рисоваться.

– Ты хочешь сказать, что все это время я рисовался?

– Ну да. Я вам понравилась, красивая девочка, ничего не скажешь. Вы решили мне тоже понравиться. Это же классика любых херовых отношений.

– Херовых?

– Ну конечно, а что там может быть хорошего? Все будут только врать друг другу, потом обманывать еще больше, а говорить правду только во время скандалов. Мои родители так жили. Так живут почти все. Сколько мне пришлось сказать вам правды, прежде чем вы сдались. Мне даже пришлось стать вредной.

Тут хирург рассмеялся. Он был обескуражен. Он был обезоружен и пленен. А в плен его взяла красивая вредная девочка.

– А вредность у меня от рождения, я же вам рассказываю, а вы все не можете понять. Как